При отборе кандидатов важен не только профессиональный уровень и квалификация специалистов в сфере коррекционной педагогики, но и атмосфера в Центре. Специалистов в команде Центра объединяют общие взгляды на коррекционный процесс. Это люди, которые умеют слышать друг друга, поддерживать и помогать. Люди, чутко относящиеся ко всем участникам процесса, а главное – к детям.
Дмитрий Олегович Василенко
Дмитрий, вы ведете занятия по циркотерапии. Такого я не встречала нигде!
Эта практика была разработана именно здесь, в этом самом Центре, при участии знаменитых цирковых артистов. Так, у истоков стояла Инга Лозовая, режиссер-постановщик детских программ Центра Славы Полунина, а также творческое объединение артистов цирка «Три апельсина». Оказывается, на мозг ребенка имеют сильное влияние цирковые упражнения, например жонглирование. Всевозможные перекладывания, манипулирование предметами, подбрасывание в воздух платочков — это все влияет на мозг человека. Выполняя новые действия или упражнения и многократно повторяя их, мозг человека формирует новые межполушарные связи, что способствует развитию высших психических функций. Целые исследовательские программы проводились по этому поводу. Наши занятия помогают восстановить моторику, координацию, улучшают речь и физически укрепляют.
Как вы пришли в эту профессию?
Я бывший артист цирка, по специальности — «жонглер». Окончил цирковое училище, а до этого тренировался у мамы, гастролировал и после поступил на кафедру режиссуры в Российский институт театрального искусства ГИТИС. Параллельно учился и начал работать в Центре «Нейросфера».
Вас можно сейчас увидеть на арене цирка?
Нет. Как артист я закончил работать. Теперь я режиссирую шоу-программы. Пошел по стопам мамы, которая делала постановки для детей.
Это она так повлияла на ваше становление?
Да, конечно. В первую очередь, все сложилось благодаря маме. Она занималась с детьми, организовала кружок, куда приводили очень сложных ребят. Не только в физическом плане, но и в ментальном, что всегда сильно сказывается на поведенческих стандартах. Были и такие, от которых отказывались специалисты, и родители приводили их от отчаяния, лишь бы в уголке ребенок посидел и посмотрел, как другие занимаются. В итоге, после нескольких лет циркотерапии, такой пациент с кучей всевозможных диагнозов и противопоказаний успешно поступает в единственное в Москве цирковое училище с огромным конкурсом на место и становится одним из лучших учеников. Вот такие результаты были у мамы, и я проникся этой атмосферой, ходил в этот кружок, помогал. А теперь это стало моим призванием.
Варвара Дмитриевна Верещагина
Варвара Дмитриевна, расскажите о своей практике.
Я по профессии музыкант, дирижер-хоровик. Окончила музыкальный колледж МГИМ имени А.Г. Шнитке и Московский государственный педагогический университет по специальности «музыка». Помимо этого, прошла разные курсы повышения квалификации, например, в Санкт-Петербургском университете программу по эмоциональной коррекции детей с ограниченными возможностями здоровья с помощью музыки. С 2016 года занимаюсь с детками, у которых различные особенности развития. Работала в московской школе, которая специализируется на обучении особых детей, и там тоже вела уроки музыки. Еще я уже больше 5 лет пою в Патриаршем хоре Храма Христа Спасителя. Вот такой трудовой путь.
Под реабилитацией чаще всего понимают физические упражнения. Но у вас в Центре несколько иной профиль?
Да, я провожу музыкально-коррекционные занятия с элементами музыкальной терапии. Мы не только поем, слушаем музыку, делаем упражнения, но и занимаемся эмоциональной регуляцией. Ведь одна из основных задач нашего Центра — это коррекция психоэмоциональной сферы. На моих занятиях дети учатся выражать свои эмоции, расслабляться или, наоборот, пробуют взбодриться. У каждого своя проблема, кому что надо, так сказать. Играем в коммуникативные музыкальные игры для того, чтобы дети учились лучше взаимодействовать между собой и правильно выражать свои эмоции: не драться, не плакать, не ссориться, а объяснять, что они хотят.
А почему именно дети? Ведь многие утверждают, что со взрослыми легче.
Возможности во взрослой терапии огромны, может быть, с ними и легче, но у детей очень большой потенциал развития. Мы каждый день можем видеть новые результаты. Радостно смотреть, как у них начинает получаться то, что до этого не получалось.
В вашей практике были дети, которым музыка не давалась?
«Музыкой могут заниматься все за очень редким исключением. Слух и голос имеет каждый.»
Научить петь, научить слышать, а также правильно интонировать можно почти каждого ребенка. Даже те, у кого очень большие трудности в речи, могут добиться результатов через пение. Исключением являются серьезные неврологические нарушения, например, гиперакузия (редкое и крайне изнурительное расстройство слуха, характеризующееся повышенной чувствительностью к определенным частотам и диапазонам громкости звука или более низкой, чем в среднем, толерантностью к шуму окружающей среды; больные гиперакузией не выносят даже средней громкости звуков, прим. ред.). Но и с такими детьми можно работать. Для них мы используем либо совсем тихую музыку, либо шуршащие материалы. Конечно, как и везде, бывают неизлечимые случаи — те, кто совсем не воспринимает музыку, или, наоборот, кого музыка приводит в отрицательное эмоциональное состояние.
Какую музыку слушаете вы сами, когда отдыхаете?
Самую разную. Начиная от классики (мой любимый композитор Сергей Рахманинов), заканчивая русским роком. Люблю джаз, фольклор. Все зависит от настроения. Люблю петь.
Узнать подробнее о центре «Нейросфера» вы можете, прочитав нашу статью «Эмоции, движение, интеллект».
